Внезапно графиня, отделившись от охоты, свернула с дороги, по которой направились король и его свита, на боковую.

– Куда вы? – крикнул Коменж. – Вы собьетесь со следа! Разве вы не слышите, что рога и лай – с той стороны?

– Ну так и поезжайте другой дорогой. Никто вас не неволит.

Коменж ничего не ответил и поворотил коня туда же, куда и она. Мержи поехал вместе с ними. Когда же они углубились в лес шагов на сто, графиня попридержала лошадь. Коменж, ехавший справа от нее, и Мержи, ехавший слева, последовали ее примеру.

– У вас славный боевой конь, господин де Мержи, – сказал Коменж, – он даже не вспотел.

– Это берберийский конь, брат купил его у одного испанца. Вот рубец от сабельного удара – он был ранен под Монконтуром.

– Вы были на войне? – обратившись к Мержи, спросила графиня.

– Нет, сударыня.

– Значит, вы не испытали на себе, что такое огнестрельная рана?

– Нет, сударыня.

– А сабельный удар?

– Тоже нет.

Мержи почудилось, что она улыбнулась. Коменж насмешливо вздернул верхнюю губу.

– Ничто так не украшает молодого дворянина, как глубокая рана, – заметил он. – Ведь правда, сударыня?

– В том случае, если дворянин честно ее заслужил.

– Что значит «честно заслужил»?

– Славу приносит только та рана, которую человек получил на поле боя. А раны, полученные на дуэли, – это совсем другое дело. Они ничего, кроме презрения, во мне не вызывают.

– Я полагаю, что господин де Мержи, прежде чем сесть на коня, имел с вами разговор?

– Нет, – сухо ответила графиня.

Мержи подъехал к Коменжу.

– Милостивый государь! – сказал он тихо. – Как скоро мы присоединимся к охоте, мы с вами можем заехать в чащу, и там я постараюсь доказать вам, что я ничего не предпринимал для того, чтобы уклониться от встречи с вами.

Коменж бросил на него взгляд, в котором можно было прочесть и жалость, и удовольствие.

– Ну что ж! Я не имею оснований вам не верить. А ваше предложение я принять не могу: только мужичье дерется без свидетелей. Наши друзья, которых мы в это дело втянули, не простят нам, что мы их не подождали.

– Как вам будет угодно, милостивый государь, – сказал Мержи и пустился догонять графиню.

Графиня ехала с опущенной головой: казалось, она была занята своими мыслями. Все трое молча доехали до распутья – тут и кончалась их дорога.

– Это не рог трубит? – спросил Коменж.

– По-моему, звук долетает слева, вон из того кустарника, – заметил Мержи.

– Да, рог, теперь мне это ясно. Могу даже сказать, что это болонская валторна. Будь я трижды неладен, если это не валторна моего приятеля Помпиньяна. Вы не можете себе представить, господин де Мержи, какая огромная разница между болонской валторной и теми валторнами, которые выделывают наши жалкие парижские ремесленники.

– Ее слышно издалека.

– А какой звук! Какая густота! Собаки, едва заслышав его, забывают, что пробежали добрых десять миль. Откровенно говоря, хорошие вещи делают только в Италии да во Фландрии. Как вам нравится мой валлонский воротник? К охотничьему костюму он идет. У меня есть воротники и брыжи «Сумбур» для балов, но и этот совсем простой воротник – вы думаете, его вышивали в Париже? Какое там! Мне его привезли из Бреды. У меня есть друг во Фландрии; если хотите, он вам пришлет такой же… Ах да! – перебил он себя и рассмеялся. – Какой же я рассеянный! Бог ты мой! Совсем из головы вон!

Графиня остановила лошадь.

– Коменж! Охота впереди! Судя по звуку рогов, оленя уже начали травить.

– По-видимому, вы правы, очаровательница.

– А вы разве не хотите принять участие в травле?

– Разумеется, хочу. Иначе мы лишимся славы охотников и наездников.

– В таком случае не мешает поторопиться.

– Да, наши лошади передохнули. Покажите же нам пример!

– Я устала, я дальше не поеду. Со мной побудет господин де Мержи. Поезжайте!

– Но…

– Сколько раз нужно вам повторять? Пришпорьте коня.

Коменж не трогался с места. Кровь прилила у него к щекам. Он бросал злобные взгляды то на Бернара, то на графиню.

– Госпоже де Тюржи хочется побыть вдвоем, – насмешливо улыбнувшись, сказал он.

Графиня показала рукой на кустарник, откуда долетали звуки рога, и кончиками пальцев сделала крайне выразительный жест. Но Коменж, видимо, все еще не склонен был уступать место своему сопернику.

– Что ж, придется сказать вам все начистоту. Оставьте нас, господин де Коменж, ваше присутствие мне несносно. Ну как, теперь вы поняли?

– Отлично понял, сударыня, – отвечал он с бешенством и, понизив голос, прибавил: – А что касается вашего нового любимчика… он недолго будет вас тешить… Счастливо оставаться, господин де Мержи, до свидания!

Последние слова он произнес раздельно, а затем, дав коню шпоры, погнал его галопом.

Лошадь графини припустилась было за ним, но графиня натянула поводья и поехала шагом. Время от времени она поднимала голову и посматривала в сторону Мержи с таким видом, словно ей хотелось заговорить с ним, но потом снова отводила глаза, как бы стыдясь, что не знает, с чего начать разговор.

Мержи был вынужден заговорить первым:

– Я горжусь, сударыня, тем предпочтением, какое вы мне оказали.

– Господин Бернар! Вы умеете драться?..

– Умею, сударыня, – отвечал он с изумлением.

– Просто уметь – этого мало. Вы хорошо… вы очень хорошо умеете драться?

– Достаточно хорошо для дворянина и, разумеется, плохо для учителя фехтования.

– У нас в стране дворяне лучше владеют оружием, нежели те, что избрали это своим ремеслом.

– Да, правда, я слыхал, что многие дворяне тратят в фехтовальных залах время, которое они могли бы лучше провести где-нибудь в другом месте.

– Лучше?

– Ну еще бы! Не лучше ли беседовать с дамами, – спросил он, улыбаясь, – чем обливаться потом в фехтовальной зале?

– Скажите: вы часто дрались на дуэли?

– Слава богу, ни разу, сударыня! А почему вы мне задаете такие вопросы?

– Да будет вам известно, что у женщины не спрашивают, с какой целью она что-нибудь делает. По крайней мере, так принято у людей благовоспитанных.

– Обещаю придерживаться этого правила, – молвил Мержи и, чуть заметно улыбнувшись, наклонился к шее своего коня.

– В таком случае… как же вы будете вести себя завтра?

– Завтра?

– Да, завтра. Не прикидывайтесь изумленным.

– Сударыня…

– Отвечайте, я знаю все. Отвечайте! – крикнула она и движением, исполненным царственного величия, вытянула в его сторону руку.

Кончик ее пальца коснулся его рукава, и от этого прикосновения он вздрогнул.

– Буду вести себя как можно лучше, – отвечал он наконец.

– Ответ достойный. Это ответ не труса и не задиры. Но вы знаете, что для начала вам уготована встреча с весьма опасным противником?

– Ничего не поделаешь! Конечно, мне придется трудно, как, впрочем, и сейчас, – с улыбкой добавил он. – Ведь до этого я видел только крестьянок, и не успел я привыкнуть к придворной жизни, как уже очутился наедине с прекраснейшей дамой французского двора.

– Давайте говорить серьезно. Коменж лучше, чем кто-либо из придворных, владеет оружием, а ведь у нас – драчун на драчуне. Он король записных дуэлистов.

– Да, я слышал.

– И что же, вас это не смущает?

– Повторяю: я буду вести себя как можно лучше. С доброй шпагой, а главное, с божьей помощью бояться нечего!..

– С божьей помощью!.. – презрительно произнесла она. – Ведь вы гугенот, господин де Мержи?

– Гугенот, сударыня, – отвечал он серьезно; так он всегда отвечал на этот вопрос.

– Значит, поединок должен быть для вас еще страшнее.

– Осмелюсь спросить: почему?

– Подвергать опасности свою жизнь – это еще ничего, но вы подвергаете опасности нечто большее, чем жизнь, – вашу душу.

– Вы рассуждаете, сударыня, исходя из догматов вашего вероучения, догматы нашего вероучения более утешительны.

– Вы играете в азартную игру. На карту брошено спасение вашей души. В случае проигрыша – а проигрыш почти неизбежен – вечная мука!